Стремительные темпы промышленного развития в ЕАО приводили к дефициту квалифицированных рабочих и управленцев. Всемирный союз ОРТ взял на себя организацию переселения в ЕАО специалистов по промышленности и сельскому хозяйству из стран Восточной Европы, где из-за предвоенного экономического кризиса и роста антисемитских настроений евреям было трудно найти работу. В случае успешной реализации этого проекта выиграли бы все: тысячи безработных евреев получили бы работу по специальности, а многочисленные стройки Биробиджана приобрели бы квалифицированные кадры, в которых так нуждались.

Нельзя было сбрасывать со счетов и нацистскую угрозу. Война, неизбежность которой уже была очевидна, могла в одночасье превратить все еврейское население Европы в беженцев, в связи с чем старые территориалистские идеи, близкие руководителям Всемирного союза ОРТ, вновь приобрели актуальность.

В связи с новым переселенческим проектом 9 ноября 1935 года в КОМЗЕТ было направлено письмо за подписью Я. Цегельницкого, содержавшее положения по участию ЦП Союза ОРТ в переселении трудящихся евреев из-за границы на постоянное место жительства в Биробиджан. Согласно этому документу планировалось отбирать кандидатов на переселение «из числа лиц, окончивших ОРТовские профшколы, техникумы, образцовые мастерские, учебные фермы в различных странах — Польше, Литве, Латвии и др.»; принимать заявления через отделения Союза ОРТ в Америке, Африке и странах Западной Европы об оказании финансовой помощи родственникам, желавшим переселиться в Биробиджан, и своевременно перечислять на счет КОМЗЕТа по 200 американских долларов «за каждую переселяемую семью или одиночку»; оказывать содействие в оформлении документов для выезда из соответствующих стран и въезда в СССР. Кроме того, Всемирный союз ОРТ выразил готовность обеспечить каждого переселяемого специалиста «соответствующим инструментарием, а в случае необходимости выделять для данной цели специальные средства».

На это письмо последовал незамедлительный ответ, подписанный заместителем председателя КОМЗЕТа Б. Троцким, в котором сообщалось, что эти положения «в основном приемлемы», однако при этом указывалось, что «широкое оповещение до момента официального начала работы по означенному переселению нежелательно». Вопрос был довольно щекотливый: советские руководители опасались спровоцировать массовую иммиграцию евреев в СССР. Как только правительство СССР заявило о готовности в 1936 и 1937 годах разрешить переселение в Еврейскую автономную область из других стран 1000 еврейских семейств и 500 бессемейных трудящихся евреев (ЦП союза ОРТ планировало переселить в Биробиджан 200–300 семейств заграничных евреев), на страницах «Трибуны» появилась статья «За четкие установки в переселении из-за границы». Ее автор, подписавшийся инициалами М. Р., настойчиво разъяснял читателям журнала, что «намеченный в 1936 г. прием в ЕАО иностранных рабочих способен вызвать у широких масс иллюзию о больших эмигрантских возможностях, а такие иллюзии могут ухудшить их и без того незавидное положение, лишить их активности в поисках труда и хлеба и в общественно-политической борьбе. <…>

Еврейская автономная область отнюдь не призвана решать ни “еврейского вопроса”, ни вопроса безработицы еврейских трудящихся какой бы то ни было капиталистической страны.»

Вряд ли подобные заявления могли порадовать руководителей Всемирного союза ОРТ, надеявшихся, что в случае нацистской агрессии еврейские беженцы из оккупированных стран смогут найти приют в советской «еврейской стране».

Тем временем идея переселения в Биробиджан становилась все более и более популярной среди евреев Восточной Европы и Германии. Сохранилось множество писем, адресованных в парижскую штаб-квартиру Союза ОРТ, — главным образом, от бывших подданных Российской Империи, хорошо знавших русский язык. Все они изъявляли желание переселиться в Биробиджан. Некоторые из этих посланий были написаны буквально через пару месяцев после положительного ответа Б. Троцкого. На каждом письме рукой сотрудника ОРТа указана дата получения и наложена короткая резолюция. Среди этих писем встречаются совсем короткие — из нескольких фраз, как письмо Хаима Хахама: «В связи с еврейской колонизацией в Биробиджане, покорнейше прошу Вас ответить мне, могу ли я, житель города Кагула (Бессарабия)¹², поехать с моей семьей, состоящей из 6-ти человек, в Биробиджан. Если это возможно, то прошу написать мне, пожалуйста, все формальности, которые необходимы для поездки туда, т. е. какие документы подать, сколько денег это должно стоить и т. д. (4.06.1936)».

Есть и более пространные послания, на нескольких страницах, с подробным описанием бедственного положения автора письма и его семьи из-за экономического спада и антисемитских настроений в стране его проживания. Такое письмо прислал в ОРТ Г.И. Чакир из Болграда¹³: «Я — бессарабец, имею среднее образование, семейный, мне 50 лет, жене столько же, у меня двое сыновей, одному — 24, а второму — 11 лет. Старший — инженер-машиностроитель с дипломом Политехникума в Нанси. Я — специалист виноградарь-винодел, практик со стажем в 25 лет. Я до сих пор заведовал самым крупным хозяйством в Бессарабии <…> в 100 гектаров виноградников, выделывал 50–70 тысяч декалитров вина ежегодно… И вот теперь в этом возрасте после долгих лет труда <…> я при полной трудоспособности и c огромным багажом долголетней практики остался без средств на существование. Я в свое время в молодости пошел на эту специальность, потому что был убежден, что часть еврейства должна отойти от торговли. И вот теперь здесь владельцы-христиане не хотят предоставлять места в своих имениях евреям, в особенности управляющим, а евреев-владельцев почти нет. <…> Вас, конечно, это не может поразить, мало ли евреев голодных по всему миру. Но я все же обращаю Ваше внимание на еврея — специалиста по сельскому хозяйству, а таких ведь очень мало между массами, которых колонизируют. Я и семья моя, вероятно, представляем собой тот тип, который Вы, вероятно, желаете видеть между теми, кого Вы командируете. <…>

Мы здесь слыхали, очень не ясно, про колонии в Крыму, Кавказе и Бир-Биджане [написание сохранено — А.?И.], но обо всем этом мы не имеем никакого ясного представления. <…> Может быть, Вы найдете возможность пристроить куда-нибудь такую семью. Я готов пойти куда угодно, где растет трава и виноград, чтобы найти пропитание (25.03.1936)».

Другие письма живописуют всевозможные бюрократические препоны, возникавшие перед потенциальными переселенцами. Например, Фридрих Эйдис из Кременца¹⁴: «Эмиграционный инспектор отказал мне в выдаче бесплатных паспортов, добавив, что если я представлю ему формальный контракт на работу в СССР, он мне выдаст паспорт бесплатно. Формальный контракт должен быть заверен в Наркоминделе в Москве и санкционирован в Польском консульстве в Москве. <…> Кто не имеет такового — должен платить за заграничный паспорт 400 злотых.

Поэтому прошу Вас, если возможно, выслать: 1) мне — зубному технику или статистику (как Вам удобней), 2) жене моей — зубному врачу и 3) дочери моей — вставьте какое угодно ремесло (она ученица и ей 18 лет) три отдельных контракта, без которых мне приходится до того круто, что придется отложить поездку до весны или еще дольше.

От консула в Варшаве я своевременно получил сообщение о разрешении мне, жене моей Песе и дочери Марии въезда в СССР. Я сейчас же со своими бумагами обратился в эмиграционное правительственное учреждение, откуда получил отрицательный ответ.

Очень прошу Вас поспешить, так как каждый день пребывания здесь подрывает мои материальные и политические возможности.

Я с женой ликвидировали свои предприятия, а власти, которые уже официально знают о моем намерении въехать в “зачумленную” страну, косятся… (18.07.1936)».

Занимаясь переселенческой кампанией, сотрудники Парижской штаб-квартиры Союза ОРТ работали в тесном контакте с Я. Цегельницким, постоянно находившимся в Москве. К нему поступали заявления от потенциальных переселенцев, а также письма от секретарей исполкома Всемирного союза ОРТ с просьбами похлопотать перед советскими компетентными органами об ускорении выдачи виз тем или иным кандидатам на переселение. Следует отметить, что переселение в ЕАО находилось в ведении НКВД. Именно эта организация отвечала за постоянный приток квалифицированной рабочей силы — в том числе и из-за границы — на биробиджанские стройки. Особый отдел НКВД занимался выдачей виз будущим переселенцам: естественно, особое внимание при этом уделялось проверке благонадежности, чтобы в Советский Союз не просочились какие-нибудь враждебные элементы и тем более шпионы. Этот процесс порой затягивался на несколько месяцев, а то и лет, в течение которых потенциальные переселенцы на новую Советскую Родину пребывали в полном неведении относительно своей будущей судьбы, а ведь многие из них, охваченные энтузиазмом, подав документы на переселение, поспешили сжечь за собой все мосты.

Лучше всего подобную ситуацию характеризует сохранившийся корпус документов под названием «дело Бервальда». Вся эта многостраничная переписка между Я. Цегельницким и исполкомом Союза ОРТ рассказывает о попытке некоего Франца Бервальда переселиться в Биробиджан.

В первом письме от 7 апреля 1936 года Я. Цегельницкий сообщает Ф. Бервальду, что «вопрос о его устройстве на работу по специальности в ЕАО в КОМЗЕТе решен положительно» и что «для оформления права на въезд в СССР следует обратиться в советское консульство в Брюсселе и выполнить все необходимые формальности». В дополнении к письму сказано: «Согласно установленных правил, лица, переезжающие на работу в Биробиджан, должны принять советское гражданство и проработать в ЕАО в течение 3-х лет», а также сообщается о 200 долларах, которые необходимо перевести на счет ЦП Союза ОРТ в Париже для покрытия расходов, связанных с переездом.

В начале мая того же года Я. Цегельницкий получает от Бервальда ответ, в котором тот сообщает, что внести требуемую сумму он может «лишь при большом напряжении», и спрашивает, нельзя ли, чтобы его брат Ханс Георг Бервальд, профессор физики Томского университета, внес за него указанную сумму в рублях. В свою очередь Я. Цегельницкий сообщает в ЦП Союза ОРТ, что «по существующему положению» выполнить эту просьбу не представляется возможным, и просит парижских коллег «снестись с гр. Бервальдом и разъяснить ему существующее положение вещей».

К середине мая ситуация как будто улаживается. Согласно письму Я. Цегельницкого в Париж от 25 мая, Ф. Бервальд перевел требуемую сумму в Париж. Но возникает новое препятствие. Оказалось, что документы Бервальда и его жены, поданные в консульство СССР в Брюсселе, в московский Отдел виз НКВД не поступали. 3 июля в письме, направленном Я. Цегельницкому исполкомом Союза ОРТ, сообщалось, что бумаги свои Бервальд передал консульству еще в конце апреля. Далее следовало: «Во избежание подобного рода задержек в выдаче виз как переселенцам в Биробиджан, так и для специалистов Европейской части СССР, мы просим Вас снестись с соответствующими органами на предмет установления укороченной процедуры. Было бы весьма желательно, чтобы консульствам за границей были даны соответствующие инструкции. Как мы неоднократно уже имели случай убедиться, консульства до сих пор не извещены о постановлении КОМЗЕТа в отношении Биробиджана и об условиях для въезда в эту область евреев из-за границы».

К 20 июля, судя по сообщению, адресованному Я. Цегельницкому в Москву, в деле Бервальда не происходит никаких сдвигов, хотя «по наведенным справкам бумаги его и его жены <…> 14 мая уже находились в Москве». Не удается получить визу и еще через 10 дней… Но тут выясняется любопытная подробность, придавшая делу Бервальда особую остроту. Как сообщили Я. Цегельницкому из исполкома Союза ОРТ в последнем письме от 30 июля: «От Д.В. Львовича, который вернулся на днях из Нью-Йорка, мы, между прочим, узнаем, что Франц Бервальд <…> является племянником Пауля Бервальда¹⁵, председателя Американского Джойнта. Это обстоятельство заставляет нас еще раз обратиться к Вам по делу Бервальда и указать на необходимость выслать визу в самом срочном порядке. Излишнее замедление в данном случае, несомненно, создаст невыгодное для всей нашей работы впечатление».

К сожалению, на этом переписка по «делу Бервальда» обрывается. Получил ли он долгожданную визу? Удалось ли ему переселиться в Биробиджан? Как сложилась его дальнейшая судьба? Неизвестно. Однако на примере этой, по сути кафкианской истории видно, как из рук вон плохо функционировала советская бюрократическая машина, отдельные подразделения которой не только не отличались слаженностью работы, но подчас вообще не были оповещены о своих непосредственных задачах. Можно только восхищаться теми невероятными усилиями, которые работники Всемирного союза ОРТ постоянно прилагали для осуществления своей миссии в СССР. Несмотря на оперативность их действий по оказанию помощи еврейским переселенцам, далеко не всегда удавалось достичь желаемого результата. Подобное «равнодушие» советских органов отчасти было вызвано состоянием оцепенения, в котором пребывали многие ответственные работники накануне 1937 года.

Волна сталинских репрессий, затронувшая все руководство ЕАО и тысячи простых переселенцев, повлекла прекращение работы всех зарубежных еврейских благотворительных организаций на территории СССР. В результате промышленность и сельское хозяйство Биробиджана оказались брошены на произвол судьбы. По свидетельству историка Д. Вайсермана, много лет изучавшего биробиджанские архивы, «с 1938 по 1940 год ЕАО не получила ни одного автомобиля, станка, какого-либо оборудования для промышленных предприятий и организаций, ни одного комбайна или трактора для колхозов и совхозов».